В городе только что выпал снег, темное время суток постепенно съедает дневное время. По утрам, как всегда, люди спешат на работу, учебу, утапливая свою обувь в грязный снег, щурясь от сильного ветра и колких, острых снежинок, которые так и норовят попасть в глаз. Близится новый год, и на улицах уже развешены гирлянды, в воздухе молоком разлилось настроение праздника, и по вечерам можно увидеть одиноких людей, праздно шатающихся по магазинам, в поисках подарков для самых близких.    Она стояла на тротуаре, в тоненькой черной курточке, короткой юбке, и придерживая натянутый на голову капюшон руками. Сильный ветер бил в лицо, заставляя ее поеживаться, и выбивал воздух прямо из под носа.    Это была ничем не примечательная, самая обычная девушка, лет восемнадцати. Русые волосы, точеная фигурка, и маленький, торчащий носик. Она не выделялась яркой одеждой, двенадцатисантиметровыми каблуками, или же модельной внешностью. Такую девушку можно встретить в любом городке России, и, не заметив, пройти мимо, погрузившись в свои мысли.    Вокруг сновали люди. Они бежали, спотыкались, куда-то спешили, с кем-то разговаривали, кричали в телефонную трубку, и не обращали ни на кого внимания. Редко можно было услышать извинение за случайно оттоптанный кем-то сапог. Молодежь сновала в огромных цветастых наушниках, погрузившись в волшебный и прекрасный мир музыки.  Медленно шли бабушки с тросточками, в серых пальто, и натянутых на голову повязках и шалях. Мимо проезжали дорогие автомобили, оставляя пешеходам только отблеск от фар, и притягивая к себе завистливые взгляды.    Но ей все это было чуждо. Она, казалось, вообще не замечала, что вокруг что-то есть. Она не видела окружающий мир, она витала в мире, порождённом воспалившимся воображением. Она видела вокруг непонятные, сверкающие конструкции, выполненные, казалось, из монолита. Вымощенная гранитом мостовая представлялась ей застывшей кровью огромной планеты, которую впоследствии нарезали, и забрали к себе эти вечно бегающие, торопливые существа. Большие, металлические повозки обливали все вокруг грязью, мчась на бешеной скорости. Огромные, сверкающие плакаты протискивались в сознание даже при случайно брошенном на них взгляде, оставляя свой отпечаток на сетчатке. И падающие, прекрасные, восхитительные снежинки. Поражая своей логичностью, симметрией, выражая свой манифест против окружающего мира, они продолжали свое бесконечное падение. Настойчиво, навязчиво, наплевав на то, что их красоту оценит только случайно остановившийся прохожий или фотограф.    Слабый удар сбоку, и возглас:    - Чего стоишь, рот раззявила? Сама не идешь, так людям не мешай пройти! – быстро удаляющиеся шаги.    Но ей было безразлично. Она даже не расслышала того, что ей сказали. Красота снежинок поражала воображение, заставляла раскрыть рот от удивления. Как она раньше не замечала этой красоты? И кто вообще – она? Что это значит, я, она, он? Почему она никогда не задавалась подобными вопросами? Всегда все было так стройно, логично, красиво, понятно… А теперь – что вообще значит это местоимение «Я»? Оно звучит гордо, звучит возвышенно, хотелось выкрикнуть «Я!». Но она не стала. Потому что не знала что это значит.      Сбоку послышались медленные, осторожные шаги.     - Слушай, извини меня, – Голос был немного грубоват, интонации ровные, но иногда прыгали, как будто говоривший – жутко волновался – я не со зла. Просто… просто день не задался с самого начала. Ты слышишь меня?     Симпатичное мальчишеское лицо возникло в ее поле зрения. Робко и медленно оно заглянуло в капюшон.    - Ты слышишь? Ммм… Как тебя зовут?    Молчание.    - С тобой все в порядке? Может тебе помочь чем-то?    В ответ она протянула пустую руку ладонью вверх. Весь ее взгляд, ее выражение лица выражало детское: «Смотри!». Недоуменным взглядом он окинул ладонь, но ничего не увидел. Самая обычная ладонь. Красная, от холода вероятно. Он снова посмотрел на нее, явно выражая непроизнесенный вопрос: «И что?». В ответ - только наивно смотрящие ему в лицо глаза.    - Так, слушай, пойдем со мной.    <i>*</i>    - Это состояние называется деперсонализацией, - толстый, краснощекий, доктор в очках в роговой оправе, медленно докуривал сигарету, и степенно, размеренно произносил слова. – Так вот, значит, деперсонализацией, – бегающий, отсутствующий взгляд. Отсутствующее лицо. Казалось, он не здесь, он где-то далеко, со своими пациентами. Рука метнулась к телефону. – Клара, распорядись чтобы Взяточкина привели ко мне через полчасика, хотелось бы пару вопросов ему задать. – Он положил трубку. – Так о чем это я?    - Деперсонализация, доктор.    - А, ну да! В общем, это такое состояние, в котором человек теряет собственное «Я», если по-простому. Он уже ничего не чувствует, цветовосприятие притупляется, мир кажется серым, человек не воспринимает музыку, отсутствует само понятие «настроение». – Рука снова дергается к телефону, но застывает на полпути. – Ай, ладно, потом.… Так о чем бишь я? А, ну так вот, человек уже не чувствует. У него нет плохого настроения, хорошего, он вообще не знает что это. Да что там, если человек просто почувствует плохое настроение, то это уже огромный шаг к ремиссии. Такое состояние обычно возникает после огромного эмоционального потрясения. Кстати, мы выяснили что там с девочкой этой случилось. В общем, на ее глазах, отец зарубил мать топором, и спать завалился, как ни в чем не бывало. Представляешь? Вот так вот и бывает.    Из коридора я вышел задумчивым. Я вспомнил эту девочку в тот вечер. Сгорбленная спина, волосы, выбивающиеся из капюшона, протянутая рука, и этот щенячий взгляд. Она же что-то хотела мне показать. Только что? Она весь вечер простояла с протянутой рукой, и даже когда со мной шла, руку не отпускала. И внимательно на нее смотрела, рассматривала, как под микроскопом… Может – милостыню просила? Да нет же, чушь.    В таких мыслях я пришел к ней в палату. Она сидела у окна, буквально прилипнув к нему, и за чем-то внимательно наблюдала. Я подошел посмотреть. В окне бушевала метель. Разрозненный рой из снежинок бил по окнам и тут же отступал. Создавалось ощущение, что природа хочет выбить окно снежным тараном. Её внимательный взгляд неотрывно следил за этим тараном.    И тут меня осенило. С радостью на лице, галопом, я понесся в местную курилку, где форточку можно было спокойно открыть. В голове била колоколом одна мысль: «Я понял, я понял! Я все понял!».    Влетаю в курилку, сшибаю кого-то, извиняюсь, открываю форточку, зачерпываю горсть снега, с радостью на лице убегаю, ощущая практически физически спиной злые взгляды. Ничего, ничего страшного!    Запыхавшись, влетаю в палату, подбегаю к ней, наклоняюсь, и задыхаясь, глотая слоги и целые слова, произношу:    - Смотри, смотри! Ты же это рассматривала тогда, да?.. Правда ведь?    Она медленно поворачивается ко мне. Спокойно, размеренно, глазами оставаясь в окне… Но в конце концов она смотрит на меня. И сразу же – на мою руку, красную от холода, мокрую, и с небольшой горочкой снега.    Ее лицо озаряет прекрасная улыбка.
а ещё занялся спортом и хочу знать как правильно подтягиваться и всё что связано с развитием спины